perevozkigruzovie.ru

Но это было больше, чем отказ от концепции гения и науки, изучающей этот уходящий в прошлое феномен. Постепенно само общество стало изменяться и становиться похожим на то, что предрекал аналитик американской демократии XIX века, Алексис де Токвиль: он был убеждён, что гениев станет меньше, когда просвещение станет широко распространено. Токвиль считал, что с устойчивым развитием образования, появлением равенства возможностей среди населения, то, что когда-то было сосредоточено в руках исключительных немногих, медленно станет «разделено поровну между всеми». В какой-то степени Токвиль воспринимал это как потенциальную потерю: он считал, что современная демократия уравнивает и упрощает отношения и тем самым тянет вниз тех, кто стремится встать над толпой. Но вместо того, чтобы оплакивать уменьшение количества несомненных гениев, он возлагал надежды на огромные возможности, которые могли появиться, если бы нация смогла максимально реализовать свой потенциал. Токвиль понял, какая великая сила таится в количестве и что много умов гораздо лучше, чем один.

Так же, как мощам святых, к телам «гениев» относились, как к реликвиям. После смерти в 1727 году Ньютон был похоронен в Вестминстерском аббатстве — месте захоронения святых, и, хотя его череп и кости остались нетронутыми, останки других гениев были разобраны и почитаются, как особые святыни. Например, когда в 1737 году было поднято тело Галилея, оказалось, что у него нет трёх пальцев; сердце и мозг Вольтера были извлечены после его смерти в 1778 году. Какие-то поклонники сняли кольца с репатриированных костей Рене Декарта во время Французской революции, а череп великого немецкого поэта Шиллера был размещён в специальной раке в библиотеке герцога Веймара в начале XIX века.

В первой половине XX века перспектива суверенного правления гениев над массами оказалась созвучной режимам, которые установились в Советской России и нацистской Германии. Когда Владимир Ленин, «гений революции», скончался в 1924 году, Сталин пригласил в Москву избранных учёных, занимающихся проблемами мозга, чтобы исследовать «материальный субстрат» гениальности великого вождя (задолго до этого Троцкий декламировал, что «Ленин был гением» и что «гений рождается раз в столетие»). В нацистской Германии учёные проводили исследования самостоятельно — примерно в то же время, как широко распространяющийся культ гения помог привести к власти Адольфа Гитлера (министр пропаганды Гитлера Йозеф Геббельс всегда представлял толпам немцев фюрера в качестве «гения» и «естественного творческого орудия божественной судьбы»).

Созерцание реликвий, принадлежащих гениям, было своеобразным поиском неиссякаемой силы, которая когда-то имела одушевлённую плоть и до сих пор завораживала мирян. Для тех, кто не мог или не жлал удовлетворять своё стремление к трансцендентному другими средствами, культ гения в том виде, в каком он сложился в Европе, представлял собой своеобразный способ выхода их глубокой религиозной тоски.

Гении — это вымирающий вид.

«… мы боготворим мощи наших великих людей, их автографы и пряди волос, их гусиные перья и табачные кисеты так же, как католическая церковь поклоняется костям, оружию и одежде святых».

И всё же кажется, что они вокруг нас. Мы живём в то время, когда аналитики и учёные говорят без иронии об «обычном гении» и утверждают, что найти такого можно где угодно. Судя по наличию «Genius Bar» в каждом местном Apple Store и сотнях раскупающихся бестселлеров, трубящих о том, что «гений живёт в каждом из нас», создаётся впечатление, что гениев действительно сегодня в избытке. Однако, если мы рассмотрим подробнее саму концепцию «гения» и понаблюдаем, как она развивалась в течение столетий, окажется, что на самом деле у нас нет такой потребности в гениях, какая существовала раньше. Возможно, мы и вовсе в них не нуждаемся. Возрастающая банальность гениальности в современном мире поставила под сомнение саму необходимость и полезность подобной категории.

Такой здоровый плюрализм может иметь свои минусы, конечно, — ведь мир далёк от реальности озера Вобегон Гаррисона Кейлора, в которой все дети были «выше среднего» — «детьми-Эйнштейнами и Моцартами». Процветающая литература самопомощи сегодня утешительно мурлычет о «скрытом гении» и инструктирует читателей, как пройти 7 шагов, чтобы стать гением и начать думать, как Леонардо да Винчи. Может создаться впечатление, что мы просто окружены гениями, которых легко встретить каждую минуту в любом месте. Название недавно опубликованного секс-гида для женщин в некоторой степени резюмирует ситуацию: «Гениальный пенис» ⓘPenis Genius: The Best Tips and Tricks for Working His Stick, Quiver, 2011.

«Истоки гениальности [и] естественные законы её развития являются научными проблемами, имеющими ни с чем не сравнимое значение для благосостояния человечества».

Гальтон был не только ведущим исследователем гениальности, он был отцом евгеники, — и это соединение подчеркивает степень, в какой большинство ранних исследований гениальности были основаны на вере не только в естественное превосходство немногих, но и в естественную неполноценность большинства. Настаивать на естественном превосходстве и избранности гения было яростным «протестом», как Гальтон представлял это себе, против «притязаний естественного равенства». Подчеркивая естественную (и наследственную) одарённость великих представителей человечества (которыми, кстати, неизменно считались представители европеоидной расы, якобы лучше сложенные), такие мыслители как Гальтон, хотели легитимизировать господство природных элит и побороть тем самым выравнивание способностей людей, которое неизбежно возникало под влиянием масс. В этом контексте гении были необходимы для того, чтобы обеспечить, как выразился в своей книге «Генетическое изучение гениев» (1925) помощник Гальтона, американский психолог Льюис Терман, «национальные ресурсы талантливых интеллектуалов». Терман продолжал:

В последующие десятилетия фрагментированные останки гениев были в ходу и продавались по всей Европе: черепа Гайдна и Гойи, сердце Перси Биши Шелли, части черепа Бетховена, пряди волос Наполеона… Даже кусочки плоти, якобы относящейся к пенису последнего, продавались за немалые деньги. Как отметил австрийский критик Эдгар Зилсель в своём исследовании 1918 года под названием Die Geniereligion («Культ Гения»),

Гений в современном понимании появился в XVIII веке в Европе как предмет религиозного культа представителей света (гений просто занял место, которое ранее отводилось святым). Подобно древним пророкам, гении в то время воспринимались как высшие существа, наделённые природой высшим интеллектом, творческими способностями и прозорливостью — качествами, которые в новой парадигме благополучно заняли место благодати. Они также получили привилегированное место в концепции сотворения мира. В качестве примера можно привести случай, когда один удивлённый человек спросил об Исааке Ньютоне, одном из первых настоящих гениев новой эры: «Неужели же он ест, пьёт и спит, как другие мужчины?» Его добродетели, как подмечал другой современник, «показали ему Святого, чьи открытия вполне могут сойти за чудеса». Ньютон открыл законы Вселенной, не так ли? Значит, он проник в замысел Бога.

Современные демократические общества в какой-то степени стали свидетелями свершения пророчества Токвиля. Теперь мы можем обнаружить гениальность в представителях разных полов, культур и рас, и мы ценим её проявления, выходящие за рамки сферы науки, искусства, управления государством, в которых «классические» гении были замкнуты. Также мы ценим творческий потенциал Сети и коллективный характер творчества, именуя это всё «гением группы» или «мудростью толпы». Мы празднуем силу сотрудничества, продуктом которой являются Силиконовая долина и «фабрики идей», такие как Bell Labs, объединяющие тысячи докторов наук, с завидной регулярностью представляющих одну за другой инновации. Мы более чем когда-либо уверены, что творчество, талант и даже гений существуют в многообразии форм. Некоторые учёные теперь говорят об «эмоциональном интеллекте» и «множественном интеллекте». Другие, такие как психолог Андерс Эриксон, провели исследования, иллюстрирующие важную роль «осознанной практики», и на основе новых данных разоблачают идею, что гениальность заложена генетически. Большинство учёных подчеркивают: несмотря на то, что некоторые склонности или способности в значительной степени предопределены генетически, природа широко разбрасывает свои семена. Даже сторонник идеи наследования и первопроходец психометрии, уверенный в непогрешимости фактора общего интеллекта (general factor, g factor), Чарльз Спирмен как-то признал, что «каждый нормальный мужчина, женщина и ребенок … в чём-то являются гениями».

Но пока верующие вглядывались в возвышенную бессмертную природу гениев, учёные начали искать корни гениальности в физиологии человека. Физиогномисты и френологи стремились разглядеть особенности нестандартных умов в складках лица и шишках черепа. Врачи и психологи устремили свои взоры на то, что они называли «стигматами» гения — внешние признаки той редкой внутренней силы, которая часто проявлялась в повышенном эксцентризме, наличии неврозов и психических заболеваний. При этом предположения сих учёных мужей основывались на научном эмпиризме и рационализме зари эпохи Просвещения. Движимая желанием установить естественные и биологические основы человеческой разницы, эта работа началась в ответ на появление противоположного утверждения — что все человеческие существа созданы равными.

По материалам: From Isaac Newton to the Genius Bar / Nautil.usОбложка: Альберт Эйнштейн в Принстоне, 1951 г. / © Артур Сасс

Это парадокс гения нашего времени: с одной стороны, мир, в котором мы живём, — это неприветливое место для существа, задуманного в 18-ом столетии как священная исключительная личность; с другой стороны, мы создали новую разновидность гениев, которая может захватить нас всех. Риск сложившейся ситуации заключается в стирании подлинных различий способностей, потенциалов и дарований, в то время как увеличивается число апологетов реального неравенства возможностей и ресурсов, которые могут способствовать этим различиям. Последние данные об увеличивающемся разрыве в образовании между богатыми и бедными рисует тревожную картину нации, готовой запросто растрачивать человеческий потенциал. Несмотря на наше желание «не оставить ни одного ребенка» ⓘИмеется в виду программа «No Child Left Behind Act». — Прим. ред., мы делаем это каждый день, который задаёт нам страшный вопрос: о скольких детях, живущих среди нас и имеющих потенциал, чтобы стать гениальными, мы никогда не узнаем? Как однажды заметил покойный эволюционный биолог Стивен Джей Гулд,

Главный создатель и приверженец прохождения тестов на уровень IQ, Терман, как Гальтон и большинство гениальных учёных, с иронией относился к религиозной составляющей культа гения. Он отправился на борьбу с «влиянием текущих суеверных убеждений, в рамках которых выдающийся человек рассматривается толпой, как некто, качественно отличающийся от остального человечества, продукт деятельности сверхъестественных причин». И всё же ирония заключается в том, что из-за попытки статистического изолирования обычных людей от настоящих гениев на кривой средних величин, работы Гальтона и Термана служили лишь подтверждением существующих предрассудков. Гении были отделены по качественному признаку от остального человечества как вундеркинды, какие-то чудеса природы, чьи врождённые способности позволяли им совершать удивительные вещи. Гении обладали преимуществами, которые сделали их владыками.

Впрочем, это чрезмерное и часто имеющее извращённую форму поклонение политическим лидерам, суперменам или святым помогло создать условия для смерти самой концепции гения. В период, который начался после Второй мировой войны, поклонение «великим людям» стало сомнительным делом, в то время как ассоциации с евгеникой бросили серьёзную тень на все исследования, связанные с гениальностью. Сами учёные в значительной степени отказались от термина, в качестве исключения оставляя его лишь для Эйнштейна. Провозглашенный «гением гениев», Эйнштейн оказался в каком-то смысле последним из вида, который уже на тот момент находился под угрозой исчезновения.

Это не говорит о том, что мы должны оплакивать гения, каким он был задуман в 18-ом столетии. Это существо изжило свою культурную полезность, и, возможно, настало время, чтобы сказать то же самое и более поздним его разновидностям. Отрекаясь от привычной концепции гения, мы могли бы больше внимания уделять взращиванию того, что не менее важно для каждого из нас (а в долгосрочной перспективе становится ещё более важным для человеческой цивилизации), — нашему потенциалу.

«Я, так или иначе, менее заинтересован в весе и извилинах мозга Эйнштейна, чем в полной уверенности, что люди равного таланта жили и умерли на хлопковых полях и потогонных».

Да, по иронии судьбы,  политическая и философская вера в человеческое равенство встала на первый план в том же веке, что стал свидетелем рождения современного гения, и в контексте американских и французских революций подняла тревожный вопрос, на который многие просвещённые учёные и государственные деятели пытались ответить: если мужчины и женщины больше не будут разделяться в соответствии с иерархией крови и рождения, которая с успехом отделяла большинство от меньшинства, то как современное общество должно быть организовано? Кто наиболее подходит на роль лидера? Томас Джефферсон был далеко не одинок, когда с надеждой говорил, что «естественная аристократия», базирующаяся на «заслугах, достоинствах и гениальности», может появиться и заменить «искусственную аристократию», основанную на богатстве и происхождении. В XIX веке, «geniologists» — учёные, изучающие гениев и гениальность, сыграли решающую роль в поиске и выделении нового вида прирожденной элиты. Пионер в применении современных статистических методов Фрэнсис Гальтон пытался проследить степень распространенности талантов в их семьях по сравнению с общей популяцией и вывести соответствующую закономерность, что он и описал в опусе 1869 года «Наследственный гений» ⓘГальтон пытался решить проблему наследуемости одаренности, анализируя родословные выдающихся деятелей науки, искусства, военного дела, юриспруденции, спорта; чтобы открыть закономерности, он применял закон уклонения от средних величин Кетле.- Прим. ред.. По расчётам Гальтона, гении, те «высшие человеческие существа, которые рождены быть королями людей», встречались, по статистике, один на 10 миллионов.